Трое на плоту. Таёжный сплав - Владимир Дулга

– Ну, ты парень и хам! Из воды и сразу в постель! Ну, ты и нахал!

Для нашей горной, быстрой реки окунь таких размеров – достаточная редкость. Подобные экземпляры обычно живут в старицах и озёрах, отделённых от основной реки. По-видимому, весенний паводок вынес озёрного жителя в основное русло, где он и был мною пойман.

Через некоторое время Фома поймал достаточно крупную щуку. Потом у меня было два схода средних размеров ленков, я их просто не смог вытянуть на плот, нужен был подсачник, которым мы не запаслись. Безуспешно забросив блёсны ещё несколько раз, мы прекратили рыбалку, готовясь к встрече «с трубой».

Как объяснил Пётр Иванович, – после того, как плот поравняется с каменной осыпью по правому борту, река сначала понесёт плот всё быстрее и быстрее, затем течение плавно повернёт влево, и он окажется на широком и спокойном плёсе. Но это спокойствие, только кажущееся, в конце плёса, в полутора – двух километрах от поворота, основное русло делится на три маленьких протоки, правая и средняя – очень мелкие и плот по ним не проплывёт. А вот левая – хотя и узковата, но полноводная, с нависшими деревьями, вполне пригодна для сплава, она несёт воду под большим уклоном, имеет три крутых поворота, отмелей и перекатов нет, глубина – от полуметра, до двух с половиной метров, длина – более двух километров. Как рассказал директор: – «я там, на самодельной резиновой лодке несколько раз сплавлялся». С выходом из «трубы», протоки вновь объединяются в одно русло, достаточно широкое, и полноводное. Сразу после «трубы» течение быстрое и бурное, далее, спокойное и плавное. В трёх километрах ниже «трубы», река всей своей гигантской мощью бьёт в гранитную скалу, создавая громадный водоворот, с воронками и бурлящей водой. Затем, почти под прямым углом, поворачивает направо, кипит и клокочет на протяжении ещё нескольких километров. «Перед скалой я порекомендовал бы вам, закончить путешествие! Ваш плот разобьёт в щепки, это очень опасно! Остановитесь и сойдите на берег заранее. Ближе к водовороту вы просто не сможете остановиться, там не за что зацепиться!» – предостерёг Пётр Иванович на прощание.

Мальчишки рассказали, что это место пользуется дурной славой и зовётся – «Черной скалой». На самой вершине голой скалы стоит дерево, русские его называют – «Бурятский бог». Обычное дерево, с привязанными на нём тряпочками, ниточками, кусочками шерсти, к подножию, которого бросают деньги, безделушки, бумажки с просьбами к духам. К этому дереву, в определенные дни, приходят местные жители и проводят свои религиозные обряды. На скалах стоящих против «Черной скалы», существуют рисунки и надписи древних людей, многие из которых ещё никто не расшифровал. В огромном водовороте под скалой, по преданиям, живет какое-то неизвестное существо, которое местные люди, якобы, видели. Оно с шумом плещется в воде и издаёт странные звуки, в основном поздним вечером и ранним утром. Всё это нам предстояло увидеть и познать!

А пока мы неслышно плыли по довольно спокойной реке, наслаждаясь тишиной, любуясь живописными картинами природы, меняющимися по обоим берегам. Воды реки, искрясь и мерцая бликами солнца, переходили в жёлтую полосу песчаных обрывов, с могучими стволами и пышными ветвями вечнозелёных сосен, золотящихся в лучах летнего солнца, и венчающих эти стволы.

Выше, серые, с красноватыми прожилками скалы, изрезанные изумрудными расщелинами, поросшими плакучими берёзами и ивами. На самом верху, на скалах, тёмно-зелёные, пушистые ветви красавиц елей, выстроившихся, как на параде. А над всей этой красотой, бездонное синее небо со стайками пушистых белых облаков.

Задолго до предполагаемого входа в «трубу», мы начали смещаться к левому берегу. Делать это было не сложно, так как основная масса, несущейся вместе с нами воды, так же незаметно стекала влево. Вода прозрачным горбом скатывалась вбок, и лишь малая часть её уходила вправо, в сторону мелких проток.

Впереди возникла приближающаяся стена густых кустов, в которой, казалось, нет прохода, и плот непременно в неё врежется. Мы с тревогой и волнением всматривались в возникшее препятствие. Как всегда, не теряющий присутствия духа Жаров, топориком освободил основание флагштока, опустил его, снял флаг и, сложив, спрятал в палатке под подушкой, увидев это, Фома тягуче, дребезжащим голосом запел:

– Мы пред врагом не спустили славный Андреевский стяг… – про утонувшего «Корейца» он допеть не успел… Плот, влекомый течением, как бы поднырнул под нависшие кусты, и мы понеслись по узкому руслу между мелькающих по обеим сторонам стволов и веток ивовых зарослей, солнце, с трудом пробивалось сквозь сомкнувшиеся кроны деревьев, и внизу стоял зеленоватый полумрак. Встречные ветки неистово скребли и били по брезенту палатки, велосипедам и жердям ограждения. Как вовремя, Юрка снял флаг! Иначе он бы так и остался висеть на одном из деревьев на удивление редких местных рыбаков – откуда в такой чаще взялся этот красивый флаг?

Скорость была приличной, изредка плот бился крайними брёвнами о берега и царапал днищем галечное дно. Рассмотреть сквозь несущиеся навстречу ветки, что творится впереди, практически было невозможно. Оказавшись в момент входа в «трубу» на носу плота Жаров упал на брёвна, и теперь, закрываясь руками от хлещущих веток, истошно орал:

– Вправо!! Влево!! Ещё вправо!!

Пригибаясь за палаткой от несущихся веток, Фома, стоящий у руля, по мере возможности выполнял его команды, мне пришлось длинной жердью, рискуя быть сброшенным в воду, отталкиваться от приближающихся опасных берегов. Так мы промчались несколько маленьких поворотов и опасных мест, но на очередном крутом вираже, плохо управляемый плот всей своей махиной, ломая кусты, был выброшен на берег. Остановка была такой внезапной, что Фома, выпустив из рук руль, влетел в палатку. Последнее что я увидел, было перекошенное лицо Жарова со съехавшими в бок очками и его руки судорожно пытающиеся зацепиться за бревно палубы.

Меня выбросило с плота, следом больно стукнув по голове, полетела рулевая жердь. Наглотавшись воды, оцарапав живот о донные кусты и коряги, я с трудом выбрался на берег, метрах в тридцати ниже по течению, обеспокоенный судьбой товарищей, сразу же поспешил назад – к плоту. Не пройдя и половины пути, встретил несущегося и ломающего как дикий кабан всё на своём пути, запыхавшегося Фому:

– Фу-у! – тяжело дыша, вымолвил он – я думал, мы тебя теперь только у скалы поймаем!

– Как Юрка? – вместо ответа спросил я.

– Цел! – ответил Вовка – очки чуть не потерял, хорошо накануне догадался привязать резинкой.

Мы подошли к плоту, о скором освобождении из плена нашего плавсредства, не могло быть и речи. Плот крепко сидел на корневищах кустов, выехав на них почти на треть своей длины, кормовая часть ушла в воду и теперь она плескалась возле самой нашей постели. Но в полузатопленном снаружи тазике продолжал дымиться костерок, Юрка выкидывал на берег, оказавшиеся почему-то в палатке, запасы дров. Мы пересчитали имущество, не хватало только крышки от эмалированного ведра и одного резинового тапочка Фомы. В сердцах он выбросил в воду и второй, громко успокаивая себя тем, что они были, якобы, старыми.

Первые попытки с помощью жердей, столкнуть плот в воду не увенчались успехом, пришлось, вооружившись топорами, стоя на коленях в воде рубить скрюченные, твёрдые корни кустов. Несколько раз толстые подводные ветки с трудом поддавались лишь двуручной пиле. Время незаметно шло, солнце неумолимо клонилось к западу, а мы грязные и злые, порою по грудь в сбивающем с ног потоке, освобождали свой плот.

Наконец это нам удалось, плот качнулся на подхватившей его волне и… встал, поперек течения, прочно увязнув носовой частью в мокрый берег, а кормой взгромоздившись на подводную ветку какого-то дерева. Палуба предательски накренилась, велосипед Жарова, стоящий у левой стенки палатки, до половины колёс оказался в воде. Благо все вещи с палубы к этому времени, предусмотрительным Юркой были надёжно укрыты в палатке под брезентовым пологом. Иначе вновь кто-нибудь, наверняка остался бы босым, ещё около часа мы рубили в воде осточертевшие сучья и ветки. День, между тем, двигался к вечеру, дневная жара спала, и тут же появились наши заклятые враги – комары, они были и днём, но в гораздо меньшем количестве.

Сейчас они сотнями вились над нами, облепляя вспотевшие тела и мешая работать.

– Вот гады! – взмолился Фома и скомандовал, – всё, ребята идите на плот и раскачивайте, я с берега его подтолкну!

Мы с Жаровым взобрались на накренившуюся палубу и начали, держась за палатку, раскачивать плот, с борта на борт. Фома, подсунув под плот жердь, навалился на неё всей своей мощью. Вдруг, наше плавсредство неожиданно легко соскользнуло в воду, и поплыло, но кормой вперёд, а носом назад. Поплыло так быстро, что стоящий на берегу Вовка не успел даже ничего предпринять, он так и остался на берегу, с изумлением наблюдая, как мы быстро исчезаем за колышущимися, после нашего молниеносного прохождения, кустами. Пытаться плыть вплавь следом по набитой корягами протоке, было глупо и бессмысленно. Я только успел крикнуть: